Четыре «последних довода» летчика Ковзана

Воздушный таран… Летчики называют его «воздушная рукопашная схватка». В статьях и очерках таран окрестили героико-романтическим эпитетом – «последний довод сталинских соколов». Смертельно опасный вид атаки, когда летчик своей машиной разрушает вражеский самолет, требующий особого мастерства на огромной высоте, на высоких скоростях. Как правило, летчик идет на таран, не имея возможности вести бой иными средствами – когда у него кончается боезапас, горючее, когда его машина повреждена противником. Прибегая к этому маневру в критические минуты воздушного боя, летчик всегда сознательно рискует жизнью – это заведомое самопожертвование. Таран не являлся официальным боевым приемом, однако массовое использование советскими летчиками в годы Великой Отечественной войны тарана как средства воздушного боя свидетельствует об их героизме, беззаветной любви к Родине, самоотверженности, стальной воле, нечеловеческом хладнокровии, стремлении любой ценой выполнить боевую задачу, даже если цена – жизнь пилота.

Но одной беззаветной храбрости для воздушного тарана мало. Как говорил знаменитый летчик-истребитель, Герой Советского Союза Б.Н. Еремин, «сам по себе таран выполняется очень сложно, это как удача, редкость».

Единственный в мире летчик, которому эта удача сопутствовала четыре раза – Борис Иванович Ковзан, Герой Советского Союза. Он не только остался в живых после совершения 4-х таранов, но еще долго громил вражеские самолеты, доведя их счет к концу войны до 28-ми…

Борис Ковзан родился в г. Шахты Ростовской области в семье почтового служащего. Но вскоре они переехали в Белоруссию: отец-белорус заскучал по родным местам. Так что детство и юность Бориса прошли на Могилевщине, в уютном, зеленом Бобруйске на реке Березине. Рос он очень маленьким и щуплым, очень жалостливым. Мечтал стал строителем.

Но как все мальчишки того времени, бредившими героическими полетами Валерия Чкалова, заболел авиацией, увлекся авиамоделизмом, а однажды даже пролетел над городом в кабине настоящего самолета! Эта увлеченность привела юношу сначала в Бобруйский авиаклуб, а после школы – в Одесскую военную авиационную школу летчиков. Здесь Борису довелось встретиться с легендарным летчиком Водопьяновым, укрепившим его стремление осваивать самолеты и ставшим примером на всю жизнь. После окончания летной школы в 1940 г. 18-летний Борис направлен в 160-й истребительный авиаполк ВВС Белорусского особого военного округа.

С первых дней войны летчик Ковзан в составе 126-го истребительно-авиационного полка прикрывал от вражеских налетов Гомель. Он видел, как внизу горела и дымилась родная белорусская земля; сердце обливалось кровью от известий о бомбежках родного Бобруйска. Боевой счет младший лейтенант Ковзан открыл на третий день войны: на истребителе И-15бис сбил бомбардировщик Doрнье-215.

Вскоре 126-й иап, потерявший в первые дни войны всю материальную часть, был направлен на переформирование, а ведущие летчики, и Борис Ковзан в их числе, отправились в тыл переучиваться на более современный истребитель Як-1. После переобучения летчик Ковзан получает назначение в 744-й истребительно-авиационный полк. Но в силу обстоятельств воевать он начал в 42-м иап 6-й резервной авиагруппы, который базировался под Тулой и действовал в интересах Брянского фронта.

Впервые летчик Ковзан пошел на таран вражеского самолета при обороне Москвы. 29 октября 1941 г. Борис Ковзан на самолете МиГ-3 вылетел на разведку войск противника. Возвращаясь домой после успешно выполненного задания, в районе подмосковного г. Зарайска он заметил «Мессершмитт-110», самолет-разведчик, прикрывавший своих. И решил атаковать. Хорошо зная, что самолеты этого типа имеют сильное наступательное вооружение и спаренный пулемет, защищавший заднюю полусферу, он первым делом поражает стрелка. И тут закончились боеприпасы, да и горючее было на исходе. Это был тот случай, когда нет другого выхода: повернешь обратно – враг расстреляет вдогонку, да и мысли такой у Ковзана даже не возникло! И советский летчик пошел на таран, на высоте 700 м винтом своего самолета обрубив хвостовое оперение немецкой машины. Пилоту удалось благополучно посадить самолет в поле у д. Титово. Винт ему отремонтировал местный кузнец в своей кузнице, и на следующий день Ковзан своим ходом долетел до полкового аэродрома, где его уже считали пропавшим без вести. За этот подвиг он был награжден орденом Красного Знамени.

Его считали везучим – еще бы, остаться живым и невредимым после тарана! Комполка Зимин, ознакомившись с подробностями боя, был другого мнения: ведь чтобы совершить такой таран и при этом отделаться лишь повреждением винта, надо быть поразительно хладнокровным и расчетливым летчиком.

На счету Бориса Ковзана было уже 6 сбитых самолетов противника, когда на Тамбовщине, при посадке на зимний наст, его выбросило из самолета. С разбитым позвоночником он лежал в палате госпиталя в Ельце. Когда очнулся, рядом стояла молоденькая медсестра – невысокая, хрупкая. Все это время девушка с таким нужным на войне именем Надежда выхаживала раненого летчика, и Борис понял – это судьба. (Через год она станет его женой, а потом матерью двух его сыновей).

После выздоровления Борис Ковзан продолжает воевать – в том самом 774-м полку, куда он был в свое время направлен после переобучения в тылу. Летал на истребителе Як-1. Был любимцем полка: за веселый нрав, надежность в бою, неутомимость в полетах товарищи прозвали его «Мухой».

Второй таран летчика Ковзана пришелся на 21 февраля 1942 года.

В тот день Ковзан с аэродрома Выползово вылетел на прикрытие шоссе Москва-Ленинград (участок Валдай - Вышний Волочек). Буквально после взлета заметил самолет противника, бомбардировщик «Юнкерс-88». Уничтожив верхнего и нижнего его стрелков, израсходовав весь боекомплект, он снова решает произвести таран. На высоте 200 м, пройдя под брюхом вражеской машины и отрубив винтом рули глубины «Юнкерса», он врезался в хвост вражеской машины. На минуту потеряв сознание, очнувшийся Ковзан обнаружил, что его «Як» просто «увяз» в фюзеляже протараненного бомбардировщика. «Мне показалось на миг, что это я сижу в фашистском «Юнкерсе»: мурашки по спине от эдакого наваждения! – рассказывал потом Борис Иванович. – А на самом деле мой самолет врубился винтом в фюзеляж «Юнкерса», и винт продолжает вращаться, круша машину врага. (Тут дело в скорости – не рассчитал я малость, не уравнял: не до того было). Так бы, как вагоны трамвая, сцепившись, и летели до земли оба, если б не удалось мне вырвать свой «ястребок» из смертельных объятий».

С трудом отцепившийся от «Юнкерса» советский «Ястребок» пошел вниз штопором. Ковзану чудом удалось выровнять поврежденную машину, и он произвел посадку на лыжи на лесную поляну у д. Бложнань, на окраине Торжка. В полутора километрах дымился подбитый «Юнкерс». Явившись в стоявшую рядом дивизию прославленного Байдукова, доложил по форме о воздушном бое и таране. Машину Ковзану отремонтировали, и отправился он на новый аэродром, в Крестцы – 774-й полк перевели на Северо-Западный фронт. И опять у везучего Ковзана – ни осколка, ни царапины, и орден Ленина на груди.

После формирования в июне 1942 г. 6-й воздушной армии на базе ВВС Северо-Западного фронта 774-й полк вошел в состав 240-й истребительной авиадивизии. И свои 3-й и 4-й тараны Борис Ковзан совершил уже в новгородском небе.

9 июля 1942 года летчик Ковзан, будучи ведомым в ударной паре в шестерке наших истребителей, вылетел на прикрытие пяти бомбардировщиков Пе-2, наносивших удары по немецкому аэродрому в Демянске. В районе валдайской станции Любница он увидел, как два «мессера» заходят в хвост ведущему, его другу летчику Манову. Чтобы сорвать атаку вражеских машин, Ковзан резким разворотом пошел вниз в лобовую атаку. Завязался упорный воздушный бой. Мотор у Ковзана был поврежден, и кто-то из наземных радистов кричал ему: «Прыгай!». Фашисты сразу поняли, что советскому ястребку – конец, и принялись за свое излюбленное дело – добивать поврежденные машины: один нацелился в хвост, другой – в лоб. Положение было критическое, поврежденный мотор давал сбои. «Ну, – думал младший лейтенант Ковзан, – вот ты и отлетался. В конце концов сколько человеку может везти? Из двух таранов вышел целеньким, а вот теперь накрылся». И такая взяла его злость, что решил он так просто им не сдаваться. Сойдясь на вираже, воспользовавшись моментом, когда вражеский летчик не успел выровнять свою машину, Ковзан произвел таран, нанеся ему удар своей плоскостью. Самолет противника стал падать с высоты 3000 м и врезался в землю у д. Мятуново, близ Любницы. Второй «мессер», как было написано в донесении командования, «с поля боя удрал».

На умиравшем, задыхавшемся от перебоев моторе надо было дотянуть до своих. Мотор не хотел слушаться Ковзана, и на высоте 800 метров окончательно заглох. Проще всего было бы выброситься на парашюте, но жаль было машины, которая не подвела его в бою и к которой он испытывал почти нежность. Летчик высмотрел в лесу подходящую лощинку и, не выпуская шасси, посадил самолет на брюхо.

Жители деревни Демьяник, над которой проходил бой, наблюдали за поединком. «Детишки гурьбой подбежали ко мне: «Дядечка, дядечка…». Какой я вам дядечка, – говорю им – мне ж всего 20-й год пошел… Хоть я был страшно уставший, оставлять машину не рискнул. Знал, что местные жители могли растащить ценные детали. Дождался участкового милиционера…»

Так Борис Ковзан в 1942 году рассказывал о своем третьем таране военкору Северо-Западного фронта Михаилу Матусовскому, побывав в редакции фронтовой газеты. На Матусовского 20-летний летчик произвел неизгладимое впечатление: «Такой он был молоденький и ладный, хорошо скроенный, плотно перехваченный ремнем и портупеей, с такой дружелюбной, обращенной ко всем улыбкой, что нельзя было поверить, что только вчера, когда в бою отказал у него мотор и стало закипать масло, а из патрубков повалил черный дым, он нанес правым крылом удар по фашистскому «Ме-109» и загнал его штопором в новгородскую землю. Уже через несколько минут после знакомства без затруднений он переходил на «ты», пересыпая рассказ «представляешь» и «теперь смотри сюда»... И как попросил напоследок: «Не пишите, что пойти на таран – это плевое дело. Тут получить звание Героя посмертно ничего не стоит. Но только если у тебя нет другого выхода и все козыри вышли, то действовать надо решительно и, главное, все обдумать до точки. Вот, говорят, будто у японцев есть летчики-смертники, которые умирают чуть ли не с удовольствием. А мне, честное слово, погибать совсем не хотелось… Я, конечно, понимаю, что может и не повезти. Об этом тоже забывать не стоит. Знаешь, как у нас говорят про летчиков? Они не погибают – просто они не всегда прилетают обратно».

За три воздушных тарана Борис Ковзан был представлен к званию Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина (второго) и медали Золотая Звезда. В представлении командование полка характеризовало его как «самоотверженного, с безграничной храбростью воздушного бойца». И это было действительно так.

Свой последний таран, самый тяжелый из всех предыдущих, едва не закончившийся гибелью летчика, старший лейтенант Ковзан произвел 13 августа 1942 г. в районе Старой Руссы. В этот день эскадрилья советских истребителей Ла-5 возвращалась на свой аэродром. Настроение у Ковзана было приподнятое после удачного воздушного боя, в котором им был уничтожен очередной вражеский самолет. Внезапно со стороны солнца на группу обрушилось 11 немецких истребителей. Завязался тяжелый бой. Борис сбил одного «Мессера», и тут же был тяжело ранен – пуля, попав в голову, выбила глаз, он почти оглох. Машина начала гореть; когда огонь добрался до кабины, самое время было покинуть пылающую машину. Но зажатый сверху и снизу 4-мя фашистскими истребителями, истекающий кровью отважный летчик, отстегнув ремни и открыв фонарь кабины, направил пылающий «Як» навстречу врагу (много позже его командир рассказывал, что в эфире тогда раздалось: «Пробита голова. Вытекают мозги. Иду на таран»). «Ни у немца, ни у меня уже не было боеприпасов. Я предложил ему (понятными летчику знаками) лобовую атаку. Он не струсил, рассчитывал, видно, что я не выдержу... Но не тут-то было. Наши самолеты столкнулись. Конечно, разбились вдребезги... Дальше ничего не помню – мрак…»

Отодвинутый фонарь спас ему жизнь – потерявшего сознание Бориса вышвырнуло из кабины, и он стал падать с высоты около 5 километров. Сознание вернулось к нему всего на несколько секунд и он увидел стремительно приближавшуюся землю. В 200 м от нее Ковзан каким-то чудом успел выдернуть кольцо парашюта и снова потерял сознание.

Ему, в который раз, повезло невероятно. Упади он на луг или на лес – неминуемо разбился бы насмерть, даже при раскрытом парашюте. Но летчик угодил в зыбкую трясину. Внизу его уже ждали пехотинцы. Имя Ковзана гремело по всему фронту, и представлялся он всем могучим богатырем – а тут вытащили из трясины небольшого, худенького паренька с юным курносым лицом, обгорелого, в копоти, без сознания. У него были сломаны ключица и челюсть, обе руки и ноги, вместо правого глаза – кровавая рана. С лесного аэродрома так и не пришедшего в сознание летчика переправили в Москву.

Очнулся Борис уже в московском госпитале, перебинтованный вдоль и поперек – на нем практически не было живого мест. «Отлетался, сокол», – услышал он чье-то жалостливое.

Но он «цеплялся за жизнь зубами». Через два месяца почти срослось бедро и зажила сломанная рука; через полгода затянулась страшная рана на голове. Но глаз! Искусно сделанный стеклянный протез был мертвым, не способным ни оценить расстояние, ни уловить важные для летчика «полсекунды» на принятие решения…

После тяжелейшего ранения летчик подлежал демобилизации. Но Борис Ковзан раз за разом, бессчетно обивал пороги отдела кадров ВВС, пока сердца кадровиков не дрогнули. Ему дали разрешение пройти медкомиссию, которую надо было убедить – он может воевать и с единственным глазом!

Председатель комиссии, седой доктор с погонами генерал-майора медслужбы, не скрывал слез, слушая, как искалеченный войной 20-летний летчик просится опять во фронтовое небо. Читая заключение комиссии «Годен без ограничений», Борис Ковзан был счастлив!

Он был направлен в истребительную авиацию ПВО. В полосе ближнего тыла (144-я истребительная дивизия ПВО Саратова) сражался с вражескими самолетами-разведчиками. Там Ковзана застало радостное известие о присвоении ему 24 августа 1943 года звания Героя Советского Союза и очередного звание капитан.

Героический летчик Ковзан до конца прошел всю войну. Совершил 360 боевых вылетов, провел 127 воздушных боев, в которых уничтожил 28 вражеских самолетов – четыре из них тараном. Его имя стало легендой в отечественной авиации и грозой для люфтваффе: когда он поднимался в воздух, в рации звучали немецкие позывные: «Ахтунг, ахтунг!». И далее следовал приказ всячески уклоняться от боя…

После войны Борис Ковзан продолжал служить в авиации. В 1954 г. окончил Военно-воздушную академию. С 1958 г. подполковник Ковзан – в запасе. Жил в Рязани, работал начальником аэроклуба, учил летать мальчишек и девчонок. В Рязани его знал каждый горожанин. Местный театр драмы на основе его героической биографии подготовил цикл художественно-документальных спектаклей. На премьерах Борис Иванович Ковзан поднимался на сцену, и зрители стоя аплодировали легендарному летчику.

Последние годы Герой жил в Минске, куда на улицу Республиканскую почтальон приносит множество писем со всех концов страны. Два его сына, Борис и Евгений, тоже стали летчиками, только гражданскими.

Герой Советского Союза Борис Иванович Ковзан умер 31 августа 1985 года в возрасте 63 лет. Похоронен на Северном кладбище в Минске. В Рязани и Минске, на домах, где жил Герой, установлены мемориальные доски. А в его родном Бобруйске есть улица им. Ковзана и памятник ему.