«Эти годы, что были когда-то, горечь детства забыть не дает…»

Минувшая война, Вторая мировая – для российского народа Великая Отечественная – столь многогранна и многолика, что даже прошедших 70 с лишком лет оказалось недостаточно для создания полноценной ее истории. Каждый юбилей становится поводом для освещения очередной малоизвестной или совсем неизученной темы.

Одной из таких почти неисследованных тем можно назвать судьбу детей в годы войны.

Наиболее известным ее разделом является судьба сынов полков, юных разведчиков, партизан – непосредственных участников боевых действий. О них написаны книги и очерки, сняты кинофильмы.

Но остаются другие, в которых еще множество белых пятен. Например, малолетние узники войны, т.е те, кто испытал тяготы фашистской оккупации и угона в неволю; малолетние труженики тыла. В особую тему можно выделить сиротство детей – оставшихся без отцов и тех, кто потерял обоих родителей и попал в детский дом. В этой категории оказались и узники, и труженики.

МАЛОЛЕТНИЕ УЗНИКИ

19 августа 1941 года фашистские войска оккупировали Новгород. Наверное, многие читатели видели эту историческую фотографию – немецкие солдаты по склону рва входят в наш кремль. За Синим мостом, по восточному берегу Волхова и Малого Волховца войска Новгородской армейской группы Северо-Западного фронта перешли к обороне. Противник остановился, превратив Новгород в оборонительную крепость.

Основная часть горожан успела эвакуироваться не только на восток области, но и в более отдаленные края нашей страны. Оставшихся несколько тысяч фашисты в скором времени выпроводили в близлежащие деревни.

Фронт разделил Новгородскую область на две части: советский тыл и оккупированные районы. Их оказалось 16 – по предвоенному территориальному делению: Батецкий, Белебёлковский, Волотовский, Демянский, Залучский, Лычковский, Молвотицкий, Новгородский, Поддорский, Полавский, Солецкий, Старорусский, Уторгошский, Холмский, Чудовский и Шимский районы.

На захваченных территориях фашисты установили «новый порядок», основной целью которого считалось беспрекословное подчинение населения пришельцам и обеспечение их продуктами питания. Всякое противление жестоко каралось вплоть до расстрелов. Ошибаются те, кто полагает, что бывшие дети давно все забыли... 

----------------- 
В.М. Хмелев: «Мне было 5 лет, и я вначале не понимал, что это такое – война. Танки неслись от Демянска, стреляли снарядами, зажгли много домов, убили людей… Было страшно, я спрятался на печке. Мать прибежала и увела в окопы…».

Е.И. Пешнякова: «В 1943 году немцы погнали нас пешком на Демянск. Довели до д. Заход. Там нас посадили на машину, брата Василия и меня, а родители остались. Нас было много ребятишек. Привезли нас в Старую Руссу, выгнали из машины. Напуганные, голодные, искали себе приюта. Нашли баньку, в которой просидели до утра. Утром пошли искать по городу родителей. Я не могла идти: валенки без галош, ноги замерзли. Мой милый брат Васенька выбивался из последних сил, но не бросил меня, тянул меня то на руках, то на закорках. Выбиваясь из последних сил, он не бросил меня. А кругом рвались снаряды, крик, плач…»

Это личные воспоминания бывших детей, оказавшихся в оккупации, эмоциональный всплеск. Но есть и конкретные примеры того, что довелось видеть нашим детям при «новом порядке». Они зафиксированы в актах чрезвычайной областной и районных комиссий по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников и учету ущерба, причиненного ими.

«…В феврале 1942 года фашистские изверги учинили злодейскую расправу над ни в чем неповинными мирными жителями демянской деревни Тараканница. За смерть немецкого офицера, подорвавшегося на мине вблизи этой деревни, ее мужское население от подростков до немощных стариков было выведено за деревню и расстреляно. Женщин и детей немецкие солдаты выгнали из домов на улицу, а деревню со всем имуществом, находившимся в домах, сожгли дотла.

В декабре 1942 года фашисты учинили жестокую расправу над жителями белебёлковских (поддорских) деревень Починок и Бычково, возле которых произошла перестрелка партизан с немецкими ездовыми небольшого обоза. Сначала каратели стреляли по дворам, бросали гранаты, затем всех оставшихся жителей согнали на лед реки Полисть. На возвышенном берегу стояло несколько пулеметов, деревни уже горели. Фашисты открыли огонь… На льду Полисти погибли 253 человека, уцелели лишь 18. Среди них были и малолетние дети. Вряд ли они смогли позабыть пережитый ужас.

В Селогорском сельсовете Новгородского района было повешено 13 человек. Кроме того, в этом же сельсовете карательным отрядом войск СС было повешено 6 бойцов Красной Армии, пойманных в лесу карательным отрядом. Повешение людей происходило публично, причем с виселиц их длительное время не разрешалось снимать и хоронить.

20 января 1944 года немецкие изверги из карательного отряда г. Сольцы окружили деревни Быково и Долго Солецкого района, выгнали из дома всех мирных граждан на улицу, затем отделили детей и женщин от мужчин, после этого мужчин загнали в один дом на краю деревни, закрыли дом и подожгли. Таким образом на глазах жен и детей фашистские изверги сожгли 33 человека жителей дд. Быково, Долго, Угоща и Доворец». 
-----------------

После двух с лишним лет пребывания в условиях «нового порядка» – голод, страх смерти, казни людей – на долю мирного населения, в том числе и детей, выпало еще одно испытание – угон в фашистскую неволю. Массовая депортация новгородцев из оккупированных деревень и поселков началась ближе к осени 1943 года, когда почувствовалось неотвратимое наступление частей Красной Армии. Наиболее здоровая молодежь 16-18 лет была отправлена в Германию годом раньше – нацистским заводам требовались крепкие рабочие руки. Осенью пришел черед всем – и старым, и малым. В этом угоне населения заключалась не столько экономическая выгода для фашистской экономики, сколько стремление вермахта нанести моральный урон побеждающему противнику.

Угоняли жестоко: с собаками, вооруженной охраной, гнали пешком до железнодорожных станций, отправляли в товарных вагонах до республик Прибалтики – именно здесь привезенные новгородцы были брошены на произвол местных хозяев. Они разбирали прибывших как рабочий скот. В первую очередь у хозяев оказались наиболее молодые, здоровые, с наименьшим числом детей. Многодетные нередко оставались на улице до ночи, пока не находились сердобольные из числе небогатых крестьян.

Жилось в неволе по-всякому: одним работникам доставались похлебка и кусок хлеба, другим приходилось делить трапезу с хозяйскими свиньями. Большую часть дня старшие работали на полях и скотных дворах, младших 6-7 лет заставляли пасти скот.

Обратная дорога домой началась вместе с освобождением Прибалтики. Возвращались партиями, по мере продвижения наших войск на запад. Возвращались по-разному: одни на повозках с добром, другие с пустыми котомками – все зависело и от расположения хозяев, и от напористости отъезжавших.

По оперативным данным райисполкомов число угнанных достигало 210 тысяч человек, из них 72.715 – дети моложе 16 лет. Данные Чрезвычайной областной комиссии несколько ниже, но в этой кровопролитной войне какие-то 50 тысяч – что пыль на ветру. Скорее всего, в этой цифре погибшие в пути, а члены комиссии считали, в основном, вернувшихся домой. Могли быть в этих тысячах и те, которые пожелали остаться в Прибалтике: стоит ли возвращаться на пепелища своих деревень, когда здесь дают приют и работу.

В числе ныне страдающего русскоязычного населения Прибалтики достаточно тех, которые не пожелали в послевоенные годы восстанавливать родную землю. Несколько таких узниц лично посетили Государственный архив нашей области, чтобы получить справку об угоне в неволю. В разговоре они и не скрывали, что вернулись домой, а тут все разорено и сожжено, лучше уж обратно в Прибалтику – там и работа, и жилье есть…

А дома трудов требовалось премного. За годы оккупации фашисты сожгли или разрушили 2.227 деревень, районных городов и поселков. Многие села так и не восстали из пепла.

Казалось бы, государство, не сумевшее защитить своих граждан от врага, уберечь их от угона в неволю, должно было испытывать хотя бы некоторую вину перед ними и искупить ее, стараясь помочь пострадавшим выжить в послевоенной разрухе. Но случилось наоборот: словно вымещая свое бессилие перед случившимся, государство стало притеснять тех, кто оказался в оккупации, а потом и на чужой стороне. Особенно трудно пришлось детям, которые подросли, стали оканчивать средние школы.

Перед большинством, в биографии которых упоминалось пребывание в фашистской неволе, двери вузов, военных училищ, престижных предприятий, таких, как п/я 11 (впоследствии ПО «Волна»), оказались захлопнуты. Несколько десятилетий об этой категории граждан говорить было не принято, воспоминания их не фиксировались. Документы областной и районных комиссий по расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков до 1984 (!) года были засекречены и недоступны для исследователей.

Неизвестно, сколько еще десятилетий они лежали бы в неприкосновенности, но в стране началось движение бывших малолетних узников фашистских концлагерей. Проникло оно к нам из Европы, где окрепшая Германия стала выплачивать компенсации пострадавшим от нацистского режима. Сведения об угоне в фашистскую неволю находились именно в документах чрезвычайных комиссий, с которых предусмотрительно и сняли гриф «секретно», потому как «сведения из многих документов публиковались в открытой печати, не представляют государственную тайну, за давностью лет утратили секретность характера».

К этому времени движение малолетних узников набрало силу, и в ответ на его действия появилось постановление Совета Министров СССР № 825 от 6 октября 1989 года «О предоставлении льгот бывшим несовершеннолетним узникам фашистских концлагерей (до 16 лет на момент освобождения)». Однако непосредственных малолетних узников концлагерей оказалось не так и много – основную массу малолетних невольников представляли дети и подростки, оказавшиеся на территории Прибалтики. Они сумели доказать свое равноправие с узниками концлагерей, и правительство уже на следующий год, 13 августа 1990 года распространило действия предыдущего документа «на всех бывших несовершеннолетних узников фашистских концлагерей, гетто и других мест принудительного содержания в период Второй мировой войны». К этим документам добавились документы о выплате денежной компенсации, которую наша страна (наконец-то!) милостиво согласилась принять от побежденной Германии. (В Европе все выплаты давно были завершены).

И вот здесь на архив Новгородской области обрушился шквал запросов и заявлений. Мне в ту пору довелось работать в отделе использования архива, поэтому весь этот шквал знаком не понаслышке – подписывала десятки справок в день, разыскивала в документах необходимые сведения. На 1 июня 1996 года в нашей области было зафиксировано свыше 15.000 бывших малолетних узников.

Но речь сейчас не о льготах и о не весьма поздних выплатах – речь о статистике, которая выпирает из этих писем и заявлений. Как правило, при обращении в архив указывались все члены семьи, которые угонялись в неволю. Семьи тогда были многодетными, поэтому в большинстве заявлений назывались 4-7 братьев и сестер, случалось и больше.

Через некоторое время я обратила внимание на одну закономерность: почти во всех заявлениях против 4-5 имен стояла приписка «умер», часто указывался год смерти. Было видно, что эти люди не доживали и до 55-60 лет. Их организмы, испытавшие в далеком детстве ужасы оккупации, транспортировки в чужие края, пережили столь сильное потрясение, стресс, что уже не смогли противостоять различным мирским напастям. Да, они умирали от язвы желудка, туберкулеза, воспаления легких и диабета, но первопричиной всех бед следует считать ужасы войны. Пока еще социологи и историки не изучали эту статистику «отдаленных потерь», но она существует и заслуживает, чтобы и ее приравняли к потерям Второй мировой войны.

Что касается непосредственно наших бывших малолетних узников, то некоторое возмещение своим страданиям, хотя и запоздалое, они получили. Но что может компенсировать обездоленное детство?

ТРУЖЕНИКИ ТЫЛА

Не за морями, не за горами, а прямо по соседству находилось другое детство – детей советского тыла. Чтобы понять, насколько близко сосуществовали эти ипостаси, достаточно сказать, что, например, в Демянске, Парфине, Мареве стояли фашистские войска, а в Валдае, Крестцах, Окуловке стояли части Красной Армии. На советской территории тоже взрывались снаряды, немецкие самолеты бомбили ближайшие к линии фронта деревни и поселки – горели дома, гибли люди. Но все же здесь не было врага с его «новым порядком».

Однако жизнь шла уже по правилам войны, и главным девизом были слова: «Все – для фронта, все – для победы!» Вместе со взрослыми ради победы самоотверженно трудились и дети – школьники семилетних и даже начальных школ.

В архивных документах встречается множество упоминаний об участии школьников в общем труде.

Осенью 1942 года в Хвойнинском районе была объявлена мобилизация трудоспособного населения на уборку урожая. Взрослых вышло 880 человек, учащихся – 509. Кроме них вышли на поля 2.490 школьников начальных классов, которые не подлежали мобилизации.

На любытинских полях в годы войны работало 1.969 школьников. Их результаты – 66.193 трудодня. 79 учителей руководили ученическими бригадами, которые пропололи 711 га различных культур, вытеребили 823 га льна, убрали 412 га овощей и подобрали колоски с 350 га.

Не отставали от любытинских сверстников учащиеся школ Боровичского района. В 1942 году за 4 месяца 2.573 человека заработали 120.775 трудодней, в 1943 году на полях и фермах работало 3.253 школьника. Учащиеся I-IV классов выработали 2.167 трудодней. Отличных результатов добились учащиеся Перёдской неполной средней школы. В 1943 году они выработали 11.620 трудодней. Кроме непосредственного трудового участия школьники выпустили в колхозах 64 стенгазеты, 293 боевых листка, дали 11 концертов в полях. За свой самоотверженный труд перёдским школьникам была вручена Почетная грамота Ленинградского облисполкома.

Чтобы как-то отметить самоотверженную работу тружеников тыла в цехах и на полях, в госпиталях и школах и т.д., Президиум Верховного Совета СССР своим Указом от 6 июня 1945 года учредил медаль «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.». Основным условием для ее получения был добросовестный труд на любом рабочем месте в течение одного года во время Великой Отечественной войны.

По всей стране началось составление списков работников, выдвигаемых на награждение новой медалью. Интересно рассматривать сейчас эти документы: большей частью они рукописные, выполнены школьной вставочкой и пером №11 или 86 (нынешние школьники представления не имеют о таких перышках). Чернила в основном школьного цвета – фиолетового. Редко попадается машинопись, скверного качества – истершийся шрифт, пробелы в половину интервала ради экономии бумаги. Сама бумага серая или бурая, часто это обратные стороны обоев или плакатов, например, о правилах действия с зажигательными бомбами. В этих неказистых документах ощущаются все трудности послевоенного времени.

Поскольку речь идет о детях-подростках, юных тружениках советского тыла, закономерен вопрос – отмечен ли их труд правительственной наградой. Вполне понятно, что жители оккупированных районов не могли соответствовать статусу медали – у них не набирался год работы в условиях войны (их работа будет учтена спустя десятилетия и не нашей страной). Поэтому пришлось ограничиться материалами, представленными райисполкомами неоккупированных территорий.

Сотни, тысячи имен, страница за страницей. Фамилия, имя, отчество – профессия – стаж работы и номер полученной медали. Данные весьма скупы, как по ним определить, кто в этом трудовом строю опытный работник или подросток? И отмечались ли вообще эти подростки?

Медленно переворачиваю потрепанные страницы; бригадир, токарь, доярка, пастух, учитель, председатель колхоза… Десятки профессий. Больше всего краткой записи «рядовой колхозник»: рядовой, рядовой, рядовой…

И все же в этой однообразной канцелярии удалось обнаружить человеческие души и еще раз убедиться, как многое в нашей жизни зависит от простых исполнителей. Основная их масса равнодушно писала «рядовой колхозник», но несколько человек, наверное, секретарей сельсоветов, посчитали нужным указать, что в списке значатся подростки, учащиеся. Одним из первых встретился такой человек в колхозе «Путь Ленина» Климовского сельсовета Пестовского района: в стандартном списке он отметил двух человек «подросток». Всего два из 45: Анушичев Василий Иванович и Иванова Мария Федоровна. В колхозе им. Максима Горького указали всего лишь одного подростка – Борисову Зою Дмитриевну.

Более внимательным к своим юным помощникам оказался коллектив колхоза «Пограничник» Жерковского сельсовета Мошенского района. Он представил к награде 5 человек, а секретарь (фамилия не указана) посчитала нужным указать даже класс, в котором учились подростки: Виноградов Евгений – 5 класс, Вихрова Анна – 6 класс, Зарецкий Геннадий – 6 класс, Виноградов Михаил – 5 класс, Тимофеев Егор – 3 класс. Представляете – Егор из 3 класса или окончил его. Это же всего 10-11 лет человеку. Чем он мог заниматься в свои годы? Пасти коней в ночном, быть ездовым, убирать урожай в поле…

Не оставили без внимания своих детей в колхозе «Вперед к социализму» Ровенского сельсовета Опеченского района. Здесь представили к награде трех учеников Ёгольской неполной средней школы: Боровкова Николая, Земскову Маргариту и Комякову Екатерину.

Даже такой беглый просмотр протоколов о вручении медали «За доблестный труд в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.» позволил в общем-то глухих записях обнаружить 83 человека (их явно больше), чей возраст имеет определение «несовершеннолетний».

Как-то сложилась их судьба? Чем вспоминаются им трудные военные годы?

*** 

Тридцать лет назад государство набралось смелости и отважилось как-то облегчить жизнь постаревших малолетних тружеников тыла, чей труд в годы войны практически оставался им не отмеченным. Для зачисления в разряд ветеранов было достаточно иметь шесть месяцев работы в советском тылу. Но кто фиксировал труд малолеток, числившихся по документам учащимися?

Массовые запросы в архивы и госучреждения подвигли Президента страны Б.Н. Ельцина подписать 10 декабря 1993 года Указ № 2123, которым граждане, родившиеся до 31.12.1931 года, причислялись к труженикам тыла. На них стали распространяться льготы, предоставленные этой категории соотечественников: прибавка к пенсии, уменьшенная квартплата, медицинское обслуживание в специальных госпиталях. Но все ли дожили до таких времен?

Многих, наверное, уже нет среди нас. Но с теми, кто дожил до наших дней, есть о чем поведать молодым историкам. Эти воспоминания могут значительно оживить и дополнить строгие документальные материалы.