Из бедных кантонистов…

Гравюра. Искусство древнее, почтенное, таинственное. С двойственным характером, на стыке ремесла и искусства, где равноценны качество техники и тонкость сюжета. Искусство демократичное и аристократичное одновременно – для всех и для одного. Тиражность, возможность сделать с одной доски много оттисков, делает гравюру достоянием огромного числа людей в виде книжной иллюстрации или украшения интерьера. И в тоже время она – желанный объект коллекционирования для тонких и изысканных знатоков, придает их коллекциям особую респектабельность. Гравюра – искусство лаконичное и афористичное, для думающих и ценящих качество и тонкость работы людей. До сих пор, несмотря на свою внешнюю скромность, гравюра нередко бьет рекорды на аукционном рынке. Каждая страна, давшая миру хоть одного талантливого художника-гравера, гордится своей причастностью к этому особому искусству. 

Для развития в России искусства гравюры необычайно много сделал Лаврентий Авксентьевич Серяков. Он буквально возродил в России самую древнюю технику гравирования – ксилографию, гравюру на дереве. До него ксилография подвизалась на вторых ролях после классической гравюры на меди: ее использовали в основном книгоиздатели, а аляповатые лубочные картинки низвели ее до уровня «ширпотреба».

Бесконечно талантливый Серяков кардинально изменил взгляд на эту самую старую гравировальную технику. Благодаря его подвижническому труду и работам воспитанных Серяковым учеников искусство гравюры на дереве достигло невероятных технических и художественных высот и заняло достойное место в ряду других видов искусства. За виртуозное мастерство Лаврентию Авксентьевичу Серякову было присуждено звание академика гравирования на дереве. 

Путь мастера от безвестности к общероссийской славе был невероятно тяжел. Его талант пробился сквозь унылый, бесчеловечный, почти арестантский быт военных поселений – этого отвратительного и уродливого проекта русской истории. Спасли художника Серякова природная одаренность и упорный характер.

Сын крепостного крестьянина, сданного в солдаты, он родился на походе 3-го карабинерного полка, в дороге между Тульской и Калужской губерниями. В придорожном селе священник окрестил его и нарек Лаврентием – по ближнему в святцах угоднику. Лаврентий – увенчанный лаврами, и с именем судьба угадала. Тщедушный солдатский ребенок будет увенчан ими за упорное, всепобеждающее трудолюбие и удивительную преданность искусству. Но это будет много позже. А пока маленькому Лаврентию предстояла скитальческая жизнь по военным поселениям. 

Из Калужской губернии солдатская доля привела семью Серяковых в новгородские края. В 1827 году 3 й карабинерный полк был отправлен Старую Руссу на работы по проведению канала и вырубки лесов под расчистку полей. Через год полк пришел в новгородское село Перегино, откуда в конце 1830-го отправился в польскую кампанию. Отец ушел вместе с полком, жена и маленький сын остались в Перегино при резервном батальоне. 

На седьмом году Лаврентий начал учиться. В учителях состоял унтер офицер Остроумов, преподававший своим питомцам чтение, письмо, счет и начатки Закона Божьего. Здесь, в Перегино, 7-летний Лаврентий стал свидетелем восстания новгородских военных поселян – известного холерного бунта 1831 года.

Начавшееся в Старой Руссе, восстание вскоре распространилось на соседние уезды Новгородской губернии. Страшные картины беспощадного русского бунта навсегда остались в памяти впечатлительного 7-летнего мальчика – ужасы увиденного Л.А. Серяков опишет на склоне лет в своих воспоминаниях:

«13 июля я возвращался от моего учителя из связей в Перегино. Подходя к селу, я заметил большую толпу народа, вооруженную топорами, вилами, глыжебойками и тому подобными орудиями. Толпа бушевала; раздавались крики, брань, угрозы; шум становился все сильнее и сильнее… Пробравшись кое как сквозь толпу, прибежал я домой к матушке!..». 

Восставшие поселяне громили офицерские постои. «Бывший мой учитель унтер офицер грамотей Остроухов не избег печальной участи: избитого, полуживого его привязали к столбу. Поздно вечером мимо столба проходила моя матушка; заметив учителя, она тихонько его окликнула. Страдалец узнал ее и чуть слышным голосом сказал: – Матушка, дай мне, пожалуйста, напиться; у меня в горле горит… Ночью бунтовщики, по большой части пьяные, расхаживали по селу, пели песни и вообще были как бы в чаду от совершенных ими безумств. На каждом шагу встречались сцены вроде следующей: сидит небольшая группа бунтовщиков, распивают награбленное вино и закусывают громадными обломками сахара, забрызганными человеческою кровью…». (Через два года 9-летний Лаврентий увидит расправу над восставшими поселянами: казнь приговоренных к смерти бунтовщиков, наказание шпицрутенами, клеймение осужденных на каторгу).

В восемь лет, как всех солдатских сыновей, Лаврентия записали в кантонисты 3-го карабинерного полка: одели в мундир, поставили на казенное довольствие. За хороший голос зачислили его в полковые певчие, а в 14, когда голос стал ломаться, перевели в музыканты-флейтисты. Но по слабости здоровья, от усиленного выдувания мелодий и зуботычин капельмейстера началось у него кровохарканье. Отца уже не было в живых, и вдовая матушка слезно умолила начальство перевести сына в учебный батальон кантонистов, стоявший в Пскове.

Учитель солдатских детей Лаврентий Серяков не избавлен был и от солдатской науки – в жестокой муштре осваивал стойку, выправку, шагистику, ружейные приемы. За хороший почерк его нагрузили еще и обязанностями писаря, и нужно было все поспеть: наказания за малейшую провинность были нешуточные. Одно скрашивало жизнь молодого солдата Серякова: была у него добрая, заботливая мать. Как могла, поддерживала она горячо любимого сына: перебиваясь на поденной работе в городе, неутомимо стирала, шила на заказ, сама недоедала, но раза два в неделю носила ему в казарму немудреные лакомства: булку, яблоко, горку блинов. И Лаврентий знал, что нужно было все выдержать, вытерпеть: мать крепко на него надеялась, как на единственную свою опору в старости. 

В 1843 г. за отличие и безукоризненную грамотность Лаврентий Серяков был переведен писарем в столичный департамент военных поселений. Здесь, в Петербурге, у Серякова развилась страсть к чтению и рисованию. Начальство особенно оценило точность и аккуратность исполнения чертежей, потому и определило писаря в военные топографы.

Ради матушки, которая всюду следовала за ним, из казармы он переселяется в дворницкую в один из домов в Озерном переулке. Трудится на износ: работает дворником за собственный угол, успевает как топограф исполнять служебные поручения и выкраивает время для занятий рисованием. 

А вскоре военный топограф и художник-любитель Лаврентий Серяков увлекся ксилографией – гравюрой на дереве. Он осваивал это искусство самоучкой, без знания малейших приемов и техник гравирования, без инструментов для работы. Первые свои гравюры Серяков нарезал перочинным ножом. 

Он рискнул предложить их в журнал «Иллюстрация», который издавал Нестор Кукольник. И это была удача. Кукольник, искавший хорошего гравера для своего издания, был поражен тем, что эти прекрасные гравюры выполнены обыкновенным перочинным ножом. Знаменитый поэт, драматург и общественный деятель принял самое горячее участие в судьбе начинающего гравера Серякова. Он выписал для него специальные инструменты – штихели разной формы, а главное – по ходатайству Кукольника 23-летний Серяков был принят в Академию художеств, вольноприходящим учеником.

Свой талант Лаврентий Серяков оттачивал в гравировальной мастерской К.К. Клодта, брата знаменитого скульптора, а вскоре и подружился с этой знаменитой семьей. На скромного, добросовестного ученика с его необыкновенным усердием, упорством в постижении искусства гравюры обратило внимание руководство Академии – поддержку Серякову оказывали именитые вице-президент Ф.П. Толстой, ректор В.К. Шебуев, профессор исторической живописи Ф.А Бруни.

Академию Лаврентий Серяков окончил блестяще. В 1853 г. за гравюру эрмитажной картины Ливенса «Голова старика в профиль» (которую приписывали тогда Рембрандту) он получил звание свободного художника.

В 1858 г. гравюра с рисунка Рембрандта «Неверие апостола Фомы» доставила Серякову пенсионерство за границу. В течение 6-ти лет он работал в лучших граверных мастерских Франции, Швейцарии, Италии и Германии. Бест, основатель старейшего французского иллюстрированного журнала «Magasin Pittoresque», был просто покорен изящными политипажами Серякова – заставками, виньетками, титульными иллюстрациями, и в большом количестве публиковал их в своем журнале. Более того, французы доверили русскому граверу Лаврентию Серякову иллюстрировать «Историю Франции», вышедшую в Париже в 1859-60 гг.

На родину Лаврентий Серяков вернулся не только блестящим мастером, но и европейской знаменитостью. В октябре 1864 г., после показа на академической выставке портретных гравюр, выполненных за границей, Серяков был удостоен звания академика гравюры на дереве – первого и единственного России.

Известность Л.А. Серякова у нас и в Европе росла, и его просто заваливали заказами. В искусстве гравирования по дереву Лаврентий Серяков достиг небывалых до того высот. Он великолепно воспроизводил для печати прославленные произведения живописи (в отсутствие фотографии это был единственный способ знакомства с шедеврами русского и мирового искусства). И умудрялся оставаться при этом не скучным копиистом, а создателем нового мира образов: живописные картины, переведенные на язык гравюры, под резцом Серякова приобретали новые оттенки, становились самостоятельным художественным произведением.

Л.А. Серяков был автором около 500 гравюр, исполненных виртуозного мастерства. Они украсили русские художественные издания 1840 - 1870 гг. К числу наиболее значительных его работ относятся репродукции для популярных журналов «Всемирная иллюстрация» и «Нива». Он создал целую галерею портретов русских писателей для «Русской библиотеки», 30 портретов русских исторических деятелей (совместно с И.И. Пановым) для издания «Отечественная история», а также цикл из 56 портретов – приложений к номерам журнала «Русская старина». В  изысканных гравюрах Лаврентия Серякова предстает перед нами романтический облик Павловска, резиденции самого противоречивого русского императора – в уникальном, парадном издании «Павловск. Очерк истории и описание. 1777-1877».

Заслуженный авторитет в художественном мире привел к сложению вокруг Серякова целой школы мастеров ксилографии. С 1865 по 1876 гг. он преподавал гравирование на дереве в рисовальной школе Общества поощрения художеств, в Центральном училище технического рисования барона Штиглица. Лаврентий Авксентьевич оставил много учеников, горячо любивших своего добродушного и отзывчивого наставника. Среди воспитанников, продолжателей его дела, был и Василий Матэ, один из самых знаменитых наших граверов. Он был особенно любим мастером, и именно ему Серяков завещал все свои инструменты.

Неутомимый труд, лишения, вынесенные в детстве и молодости, не могли не сказаться на здоровье Лаврентия Авксентьевича: чахотка, следствие тяжелых условий жизни. Расстроенное здоровье заставило его уехать в 1874 г. за границу. Живя и лечась во Франции, Серяков продолжает работать по заказам журнала «Русская старина». Преданный и любящий сын, он выписал за границу и свою старушку-мать. После ее смерти здоровье художника резко ухудшилось, и в 1880 г. по совету врачей он уехал в горы близ Ниццы. Смертельно больной, Серяков не перестает работать. Портрет историка С.М. Соловьева остался на гравировальном станке неоконченным…

____________________

Редко, почти невозможно встретить безмятежную биографию художника. «Большинство русских художников испытывало и испытывает бедность и горе, но мало кто прошел из них такую суровую школу, видел столько нужды и несчастий с самого раннего детства, встречал столько действительных помех в своих предприятиях, как Серяков», – писал его первый биограф Н.П. Собко.

Об этой славной и суровой жизни, тяжком пути от бедного кантониста до первого русского академика ксилографии лучше всего рассказал сам Лаврентий Авксентьевич Серяков в своих воспоминаниях «Моя трудовая жизнь». Они были написаны по просьбе журнала «Русская старина», где он был любимым автором иллюстраций, и напечатаны на его страницах в 1875 году (в 2018 г. их опубликовал «Московский журнал. История государства российского» в № 4). 

А еще есть замечательная детская книжка «Жизнь Лаврентия Серякова». Если бы была книжная серия «Бороться, искать, найти и не сдаваться», то книга эта заняла бы в ней достойное место. Потому что это не только увлекательное повествование о жизни замечательного художника, но больше о том, как найти свое предназначение в жизни и идти к нему – вопреки обманчивым предначертаниям судьбы, невзирая на жизненные препятствия, вооружившись трудом и любовью к однажды избранному делу. А написал эту книгу Владислав Михайлович Глинка, историк и писатель, научный сотрудник Государственного Эрмитажа, уроженец Старой Руссы. «Земляк по детству» замечательного русского художника Лаврентия Серякова.