«Дорогие девочки! Родина не забудет вас!»
Родилась я 25 июня 1925 года в д. Оскуй Новгородской области в семье служащего, начальника лесосплава по р. Волхов.
Училась в г. Кириши, окончила среднюю школу в 1941 году, с похвальной грамотой. За три дня до начала войны, в июне 1941 года, мы с одноклассником Кузнецовым Колей были премированы за отличную учебу экскурсионной поездкой в Новгород. В Новгород плыли по Волхову на пароходе «Форель»; город в эти последние дни перед войной предстал перед нами с реки просто сказочным: с буйной зеленью, скрывающей невысокие дома, с сияющими на солнце куполами церквей и золочеными крестами.
В Кириши мы вернулись в воскресенье, 22 июня. А уже 23 июня практически все выпускники встретились в военкомате. Все просились на фронт. Высокий, красивый военком отправил девочек учиться на санинструкторов, а мальчишек – в ОСОАВИАХИМ, обучаться военным профессиям. Еще не закончилось наше обучение, как мы получили повестки, где было написано, что мы направляемся «на возведение Киришско-Волховской линии обороны». Там возводили ДОТы и ДЗОТы. Работали мы под руководством солдат из инженерных войск. Кормили нас очень скудно, но мы пользовались огородами эвакуированных жителей – там оставались огурцы, картошка, яблоки… Погода была очень хорошая, и работали мы от темна до темна.
Орудия производства – только лом, пила и лопата.
Возводили ДОТы и ДЗОТы с инженерных войск солдатами.
(это и далее – мои стихи-воспоминания)
Когда вернулись домой в Кириши, родные уже эвакуировались.
«Эвакуировались они недавно», – нам в эвакоштабе сказали.
Деваться надо было куда-то, и мы пошли с подружкой Олей в ближайший медсанбат. Документов у нас, кроме справки со строительства рубежей, не было. Ольгу приняли беспрекословно, прачкой. А я была такая маленькая и худая, что мне сказали: «куда ты, собачья старость, в медсанбат работать». Но Ольга пригрозила, что без Нади работать не будет, и меня взяли разнорабочей-вольнонаемной. Нас приодели, накормили и дали сполна отоспаться.
Раненых с поля боя приносили солдаты-сибиряки, мы туда не ходили. Принимали раненых, помогали их раздевать.
В лицах их ужас, боль и страдание.
Мы, склонившись над ними, рыдали:
«Боже, им за что наказанье?»
И спасая от смерти солдат,
Днем и ночью не спит медсанбат.
Далее медсанбат передислоцировался в район Мги. Мга была оккупирована, а мы были в районе. Обстрелы были постоянные. Легкораненых мы определяли к себе на лечение по отделениям. А тяжелораненых с документами отправляли в тыловой госпиталь (потом я узнала, в Боровичи) на «летучках» (санитарные вагоны или автомашины с красными крестами).
Спешит по дорогам войны.
В нем девочки в белых халатах
Спасать жизнь солдатам должны.
Пить просят засохшие губы,
И многие стонут в бреду.
Родные мои, подождите,
Сейчас я ко всем подойду…
Помню, один раз был сильный обстрел, и тяжело ранило во время операции врача, капитана медслужбы Аню Выгловскую. Но она, тяжело раненная, закончила операцию и только после этого сама легла на операционный стол.
И с воздуха усиленно бомбят.
А это значит: бессменно медсанбат
Спасает жизни раненых солдат.
Медперсонал уж еле на ногах стоит,
Терпение и силы на исходе.
«Мы выстоять должны», –
Начмед им говорит.
А сердце разрывается от боли.
У медсанбата непрерывный бой
С ранением, обмороженьем, педикулезом.
Один солдат тяжелый, еще тяжелей другой,
И на глазах хирурга слезы.
А голос внутренний командует: «Не плачь!
Ведь ты солдат, ведь ты же военврач!»
Солдаты, кто вас лечил и к жизни возвращал,
От пули вас собою заслонял
и свято клятву Гиппократа выполнял.
Повседневная работа была грязной и тяжелой, особенно при передислокациях. А меня еще просили подходить к тяжелораненым, чтобы их отвлечь и успокоить. И я пела им (у меня хороший голос был): «Слышишь ненаглядный, шепот непонятный, тайно убаюкивая, он тебя зовет…» И наступала тишина, никто не мог понять, кто это там так поет.
В Неболчах был Дом Красной армии, там были концерты, один раз мне удалось туда попасть и даже потанцевать. Там мне довелось встретиться с Павлом Николаевичем Шубиным, поэтом, автором любимой всеми «Волховской застольной». Запомнился он мне так: небольшого роста, кареглазый, смуглый, с усиками, общительный, умный. Он очень тепло отозвался о моих стихах.
Работая на сквозняках, в сырости, в феврале 1943 г. я заболела фурункулезом. Без фурункулов были только лицо, кисти рук и ноги. Для лечения нужны были тепло и покой. И меня направили на лечение в тыл. Но тут меня встретил наш довоенный знакомый по «Севзаплесу», рассказал, что знает, где мои родители, и предложил отвезти меня к месту работы отца, директора Хвойнинского лесокомбината. Так я поехала домой к эвакуированным родителям, в село Анциферово Хвойнинского района. Местный фельдшер Семен Наумович сказал про мою болезнь: «Доченька, я такого в своей жизни не видел». Велел греться, я стала ходить в душ в котельную, под кипяток. Так я и вылечилась.
Папа, директор лесокомбината, хотел меня оставить у себя служащей, чтобы я хотя бы получала продовольственные карточки (400 г. хлеба служащим). Папа получал по рабочей карточке 500 г., а остальная семья получала как иждивенцы – по 100 г., т.к. у них украли эвакуационные документы. Но я пошла работать с бригадой ленинградцев, на подноску березы к ямам углежжения (в 17 км от Анциферова). Норма для ленинградцев была понижена на 25% – из-за состояния их здоровья. Там была столовая, нас кормили 4-х копеечным супом, и получали мы в день 300 г. хлеба дополнительно к рабочей карточке. Каждый день я откладывала талоны на хлеб, в течение недели набиралось 2 кг 450 г хлеба – и я в выходной несла этот хлеб домой, 17 км шла пешком по лесу. А на следующий день вечером шла обратно, т.к. рабочая смена начиналась в 4 часа утра. За эту работу я удостоилась первой своей награды – медали «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.» (5 июля1946 г., мне был тогда 21 год).
В марте 1944 г. наш комсорг Надя Орлова бросила клич: «Комсомольцы, на восстановление Новгорода!» Я с радостью откликнулась на этот призыв – я помнила предвоенный прекрасный город. И в апреле 1944 г. Хвойнинский райком комсомола направил нас, пятерых девчат, на восстановление Новгорода. Мама плакала, отговаривала: «Ты что, из огня да в полымя!»
8 апреля 1944 года мы вышли на перрон новгородского вокзала. Впечатление ужасное – от города ничего не осталось. Нас встречал председатель горисполкома Михаил Васильевич Юдин – прекрасный человек. Он сказал, что будет помогать во всем.
Нас отправили в санпропускник, организованный в маленькой новгородской бане около вокзала. Одежда на первое время у всех была своя – у меня был френч (правда, с чужого плеча). Нам выделили постельное белье, одеяла жиденькие такие, серые суконные, подушки ватные. Мы сами себе сделали перины из лопуха. Лопух был в два человеческих роста, так мы колючки обрывали, и под наши матрасы подкладывали.
И мы начали работать в Новгороде. Так, выгружали из театра (сейчас здание филармонии) навоз – фашисты устроили там конюшню.
Когда по Волхову стали сплавлять лес для строительства в городе, то в реке было очень много всяких предметов, мешающих лесосплаву. Их прибивало к берегу, и нас попросили очищать берега Волхова от всего этого: частей разбитой военной техники, воинского снаряжения, металлических сеток, даже трупов птиц и животных, и – правда редко – человеческих останков.
Потом отремонтировали клуб им. Ленина. Несмотря на тяжелую работу, мы сразу же организовали художественную самодеятельность в клубе Ленина под руководством Федора Иванова. Какая у нас была самодеятельность: и драматический кружок, и вокал! (я хорошо пела, у меня был природный голос, меццо-сопрано, я даже в 1947 г. поехала в Ленинград поступать в консерваторию, и была принята. Но мама тогда сказала, что сначала надо обустроиться в Новгороде, построить дом).
Следующим объектом восстановительных работ был Летний сад [теперешний Кремлевский парк]. Не помню ни одного дерева с верхушками – они так и стояли после обстрелов, а весь сад был в воронках, наполненных грудами сучьев. Работали мы очень добросовестно. Из девочек помню Валю, она такая была маленькая, а работала лучше всех (в замужестве потом Семенова, она на электрика выучилась, работала на «Волне» и получила орден Ленина).
Весной надо было озеленять город, и мы с Надей Маковецкой с запиской пошли на судоверфь с просьбой о выделении катера или шаланды для привоза саженцев сирени из Собачьих Горбов (Пахотная горка). Вечером, после работы, мы поехали на попутном катере с баржей, чтобы успеть накопать саженцы и к утру вернуться в город. Эти наши саженцы были высажены вдоль ограды Кремлевского парка на Садовой улице и затем на Ярославовом дворище.
В мае мы стали разгребать руины и добывать кирпич для строительства в Новгороде. Нам выдали брезентовые рукавицы (на месяц) и платки желтого цвета, чтобы не совсем уж пачкать волосы.
Руины разбирали.
И руки от ударов молотка кровоточили.
Брезентовые рукавицы
На месяц выдавали,
Которые от ран и синяков нас не спасали.
А как мы спали, чем питались -
Лишь горькие воспоминания остались.
Но мы унынию не поддавались,
Для будущего города старались.
У меня был опыт издания боевых листков – еще с медсанбата. Надо было поддержать девчонок, некоторые упали духом от тяжелой работы, когда руки от ударов молотка кровоточили и распухали. Мы пошли с Надей Маковецкой в воинский штаб в районе вокзала за бланками для боевых листков, и выпросили у военных не только бланки, но и карандаши.
На каждом нашем боевом листке был заголовок: «Дорогие девочки! Приложим все силы для восстановления города. Родина не забудет вас!» В эти боевые листки я писала стихи. Вот, например:
«Взяв в руки молоток, мы бросим клич:
Даешь строительству кирпич!»
«Девчата, выше голову, довольно унывать!
С разрухой и завалами идемте воевать!»
9 мая 1945 года, в день Победы, боевой листок нашей бригады ликовал вместе со мной:
Завалы – в отставку. Сегодня гуляем!
А завтра мы норму еще поднимаем.
Ссадины, ранки для нас чепуха.
Мы вылечим руки листком лопуха.
Эти задорные боевые листки однажды круто изменили мою трудовую биографию.
В декабре 1945 г. мы строили ларек на ул. Чернышевского, и там я повесила очередной боевой листок. И вдруг мне кричат: «Надя, Малиновская!» Я подхожу, стоит мужчина в кожаном пальто, показывает на листок и спрашивает, моя ли это работа. Я сказала, что это моей бригады. И далее состоялся такой диалог:
– Хочешь у меня работать?
– А почему бы и нет?
– Завтра приходи к 10 часам вот в это здание рядом, в Управление Главснаблеса.
Этот мужчина в кожаном пальто оказался начальником управления, звали его Онопко Александр Иерофеевич. А декабрь 1945 г. стал первой записью в моей трудовой книжке.
Когда я уже поработала в Управлении, Онопко узнал, что мой отец тоже работает в лесном хозяйстве, и пригласил его к себе. Летом 1946 г. я поехала в Анциферово – за своей медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.», которая пришла в Хвойнинский район, и за отцом с братом, чтобы привезти их в Новгород. Отец стал работать в отделе лесоснабжения. Тогда же нам дали и первое жилье – проходную комнату в финском доме. Было страшно неудобно из-за этой проходной комнаты, но там была уже плита, на которой можно было готовить, и не заботиться бесконечно о керосине для примусов и керогазов.
А потом меня ненадолго отправили в Киров на курсы плановиков, которые я закончила с отличием и стала работать в плановом отделе Главснаблеса.
В 1948 году я вышла замуж, и в конце 1948 года родился мой сын Евгений. Кстати, фамилию после замужества я оставила свою – Малиновская, что вызвало бурное негодование моего мужа. Но я всегда ощущала себя именно Малиновской – дочерью своего отца, большого труженика, интеллигентного, аккуратного во всем человека, происходившего из поляков - дореволюционных переселенцев.
После ликвидации Главснаблеса (1949 г.) я поступила работать в Новобллесзаг (располагался в Кремле), зам. начальника планового отдела (1951-1962 гг.). А затем – в систему хлебопродуктов на Новгородский комбикормовый завод, где и проработала начальником планового отдела до 1963 года.
В связи с обострением всех своих болезней я ушла с должности начальника планового отдела заместителем в плановый отдел завода «Стекловолокно». Но потом все-таки опять оказалась на руководящей должности в отделе, где и проработала до пенсии. В эти годы заочно закончила Ленинградский финансово-экономический институт им. Н. Вознесенского, Новгородский университет марксизма-ленинизма (одна из нашего набора и с отличием).
Читала лекции по экономике в городском лектории, и говорят, что они были грамотные, популярные и интересные.
Была активным партийным работником. Когда вышла на пенсию, стала активным общественником. 11 лет работала на добровольных началах председателем товарищеского суда, затем в 1-м отделе милиции внештатным инспектором по делам несовершеннолетних (1986-1997 гг.). Ни один из моих подопечных не попал в Невель, в колонию для несовершеннолетних. Помню, как один из моих подопечных, Костя Касьянов сказал, что если бы все родители и учителя были такие, как Надежда Михайловна, хулиганов в Новгороде бы не было. Они все уже семейные, до сих пор меня встречают с благодарностью и называют меня второй своей мамой. Они все со мной дружны.
В комитете по социальным вопросам также работала добровольно. А последние годы работаю в ветеранских организациях города. Очень часто сталкиваюсь с людскими бедами и заботами, стараюсь помочь. Сейчас я состою членом президиума Новгородской городской общественной организации ветеранов войны и членом областного Совета ветеранов. У меня выросли хорошие, заботливые дети и внуки, и все праздники мы отмечаем нашей большой семьей.
--------------------------------------
Как хорошо, что мы успели все это записать, буквально выловив неугомонную Надежду Михайловну из ее бурной общественной жизни! Когда мы познакомились, ей было 86, которых ей никто не давал – она вся искрилась, была вся на бегу.
Она ушла в 2014-м, и хотя последние год-два уже болела, все равно не верилось, что это случится. Она часто звонила; уже слабым, но все еще задорным голоском рассказывала о своих делах, никогда не жаловалась на болячки, и все телефонные звонки заканчивались стихотворными строчками – специально для нас…
Надежда Михайловна была уникальным человеком. Ее в Новгороде знало огромное количество людей – она выступала практически на всех общегородских собраниях, митингах, перед школьниками. Очень много помогала ветеранам, которые из-за немощи или скромности не могли постоять за себя.
Особой ее страстью были стихи, искренние и трогательные. Она автор нескольких поэтических сборников.
Стихи писала до последнего дня. Они все про любовь – к жизни, к людям, встреченным ею на долгом жизненном пути, к городу, который она, 18-летняя девчонка, кровоточащими руками в брезентовых рукавицах начала поднимать из руин в 1944 году…
С искренним уважением и доброй памятью о прекрасном человеке,
коллектив Новгородской электронной библиотеки